Культура Древнего Востока

11 января, 2019 20:27

Введение

 

Актуальность данной работы. Древняя история развивалась не только во времени, она перемещалась и в пространстве. То одни, то другие народы становились носителями человеческого прогресса, как бы фоку­сом мировой истории, на века, иногда на тысячелетия; потом новые подхватывали эстафету развития, а очаги старых циви­лизаций, когда-то великих, надолго погружались в сумерки! «И зарастали дворцы их, колючими растениями, крапивою и ре­пейником — твердыни их».

Государства Древнего Востока располагались от областей Северной Африки (Египет) и Красно морского побережья до райо­нов Средней Азии на Севере; от побережья Малой Азии на Запа­де до побережья Тихого океана на Востоке. Это древние циви­лизации Египта, Южной Аравии, Месопотамии, Древнего Ирана, Древние цивилизации Средней Азии.

Изучая жизнь народов, населявших в древности обширные территории от Сахары и Египта на Западе и до Тихого океана на Востоке, можно проследить на основании многочисленных до­кументальных источников и памятников материальной куль­туры, а также на основании общих закономерностей развития древних народов, как возникали традиции в культуре, как они укреплялись и развивались и зачастую оказывались гораздо долговечнее, чем жизнь народа, породившего эти традиции.

Развалины древнего Вавилона

За последние полтора века, а особенно за последние десяти­летия стала очевидной определенная изученность истории и культуры древнего Востока. В изучении исто­рии и культуры стран Востока принимали участие разные уче­ные. Археологи открывали материальные остатки цивилиза­ций, филологи изучали новые письменные источники, истори­ки искали закономерности развития культуры и общества, эт­нографы — живые традиции, в которых прятались прежние формы жизни. В дальнейшем к ним присоединились геогра­фы, ландшафтоведы, которые показали, в каких географиче­ских условиях, не остававшихся всегда одними и теми же, про­текала хозяйственная и культурная деятельность человеческих коллективов, древних народов.

Таким образом, представители многих отраслей науки при­ложили свою руку к тому, чтобы культура, искусство стран Востока стали понятны, доступны и необходимы всем людям. В этом им помогали искусствоведы и культурологи, изучившие и описавшие в многочисленных трудах и путеводителях пред­меты искусства, вещи, архитектурные памятники, а также идеи, владевшие людьми, которые творили культуру.

В последние же два-три десятилетия получили развитие археологические исследования культур степных районов Ка­захстана, Прикаспия, Средней Азии, Афганистана, Ирана, Ин­дии, Китая. Раскопаны города, обнаружены десятки храмо­вых и мемориальных архитектурных комплексов, что в кор­не меняет представление о материальной культуре и искус­стве народов Центральной Азии.

Благодаря находкам советских, французских, немецких, иранских, английских, итальянских археологов на просторах ираноязычного мира воссоздана картина зарождения искус­ства одновременно на площадках земледельческих оазисов-городов и вокруг архитектурно-исторических столиц кочевни­ков. Наряду с Ближним Востоком и Китаем определяется тре­тий важнейший центр сложения архитектуры и изобразитель­ного искусства — районы, прилегающие к горным цепям Па­мира, Копетдага, Алтая, Каракорума, Гиндукуша. Здесь, в Центральной Азии, и определился комплекс открытий в куль­туре, которые в дальнейшем были «разобраны» ираноязычными и тюрко-монгольскими кочевниками и земледель­цами. В этот комплекс входит умение создавать централизо­ванную государственность, строить города-столицы, дороги и храмы, совершенствовать институты права и религии и, естественно, использовать результаты открытий, которые совер­шаются на ниве искусства.

В XX веке ученые пришли к выводу, что каждый древний народ жил своим ландшафтом и, меняя его, народ менял себя.

Начнем с того, что «Восток» — понятие весьма условное, при­чем не столько географическое, сколько историческое, социаль­ное и политическое. Строго говоря, оно охватывает почти весь неевропейский мир, исключая те страны и регионы, которые были заселены выходцами из Европы, такие, как Америка (особенно Северная) и Австралия. Если же принять во внимание, что корен­ное население этих континентов (как и Африки) либо было унич­тожено европейцами (цивилизации доколумбовой Америки), либо находилось на уровне первобытности (Австралия, большая часть Африки и Америки), то станет очевидным, почему в понятие «Вос­ток» уже с XVIII в. привычно включали лишь страны Азии и се­верной Африки, т. е. районы неевропейского мира, знакомые со сравнительно развитой цивилизацией и государственностью.

В настоящей работе  много материала об искус­стве Ближнего Востока и Малой Азии. Искусство Передней Азии известно более, чем остальной Азии: Финикия, Сирия, Малая Азия и Закавказье широко представлены в музеях, об особенностях развития искусства в этом регионе написано мно­го книг и статей особенно в последнее десятилетие.

 

 

 

ГЛАВА 1. появление и развитие различных государственных образований политических форм и правовых

отношений.

 

Древние цивилизации, о которых достаточно, известно науке, возникли с IV тысячелетии до н.э. в Азии и на северо- востоке Африки.

История культуры, как и любой раздел истории челове­чества, имеет начало в том отдаленном времени, когда предок человека превратился в человека. Дальше шло и будет идти не­равномерное развитие. В этом в общем правильном, но слишком широком тезисе сама постановка вопроса о «начале» имеет принципиальное значение. Если вдуматься в проблему и обра­тить внимание на отмеченную неравномерность развития, то вместо безликой эволюции перед нами предстанет сложная кар­тина вздымающихся и затухающих волн творческой жизни. Это проявляется не только в искусстве, но и в философии, в со­циально-политической жизни, в далеких путешествиях в неиз­веданные страны и кровавых столкновениях между народами. И сравнивая гребень с гребнем этих волн, спад со спадом, мы уловим второй ритм истории — прерывность, скачкообразность традиций. И тогда вопрос о «начале» культурной традиции, о начале искусства приобретает глубокий смысл.

Второе тысячелетие до н. э. в заревах войн, и эти войны охватывают обе части человечества — земле­дельческую, начавшую накопление материальных ресурсов для создания прочных границ государств, и скотоводческую, на­чавшую развертывать свое разветвленное и разумное хозяйст­во на больших пространствах, а не только на узких приречных, обильно удобренных илом полосках. Эта жизнь, эта борьба идет в Нижнем и Среднем Двуречье, на восточном побережье Сре­диземноморья, в долинах Нила, Иордана, Инда, Амударьи, в долинах небольших рек Западного Ирана и на территории со­временной Туркмении, в горах Копетдага. В I тысячелетии до н. э. мы видим, кроме этих стран, Элладу с множеством неболь­ших городов и Рим, пока еще деревушку, обнесенную невысо­кой изгородью. И лишь с начала новой эры перед нами откры­вается огромная полоса развитых культур от Балкан и Малой Азии до Тихого океана. Накануне I тысячелетия н. э. эта полоса заселена, освоена. В городах толпы людей. Дороги заполнены купеческими караванами, воинами.

Сегодня для нас важны косвенные свидетельства былой торговли и взаимовлияния культур. На месте бывших прославленных столиц прошло­го — ныне развалинах, в некрополях, на стоянках, в горных проходах находят свидетельства той  связи -произведения искусства, ставшие в наших музеях ценными экспонатами, рассказывающими о связях культур Востока и Запада. На рельефе в усыпальнице Таки-Бостон в Иране ша­хиншах Хосров II облачен в роскошную одежду, сшитую, как считают специалисты, из драгоценной шелковой ткани, на которой изображено фантастическое чудовище Сэнмурв, т. е. собака-птица иранских мифов. В Самарканде, столице Согда, на повороте Шелкового пути, фреска во дворце Афра-сиаба рисует процессию знатных людей, так называемую «процессию посольства».

Шелковый путь связал разные концы огромной террито­рии не только торговлей шелком. По этому пути шел обмен посольствами, по нему передвигались путешественники и па­ломники.

Особенно возросла роль Шелкового пути в эпоху Кушанского царства в I-II веках н. э. Кушанские власти заботились о благоустройстве дороги, и по ней нескончаемым потоком шли торговые караваны и ремесленники-одиночки в ту и другую сторону. Именно благодаря кушанам римские монеты попали в Индию, где они имели хождение наряду с местными, а ин­дийская резная кость оказалась в Италии. Монеты правителя Кушаний Канишки находят в Скандинавии и во Франции. В древнем кушанском городе Канисе, в 80 км от Кабула, фран­цузские археологи нашли китайские лаковые изделия и стек­ло, греческие сосуды с изображением одного из чудес света — Фаросского маяка и многочисленные бронзовые изделия — посвятительные предметы культов эллинистического времени. На Шелковом пути в развалинах старых городов находят еги­петские стеклянные бусы, в Леванте и Египте — памирские драгоценные камни — лазурит и бирюзу.

Великий шелковый путь, проходя по территории, заселен­ной разными народами, соединял разные культуры. Передви­гаясь по этой дороге, вступали во взаимодействие народы мо­лодые, недавно поднявшиеся из небытия, и те, кто уже нахо­дился на излете своей судьбы. Культуры были полны отголос­ков происходящих событий, отражали повороты судеб людских коллективов. Знакомясь с историей искусств, мы убеждаемся в прихот­ливости линии развития искусства разных народов. Оно не раз­вивается всегда и везде от одних очагов, более старых, к дру­гим, проявляющим себя поначалу ученически.

Та эпоха в ряде стран, изолированных друг от друга, характеризуется подъемом во всех областях интеллектуаль­ной жизни. В Элладе появилась философия. Фалес Милетский провозгласил основой жизни воду и заявил, что «все полно де­монов», т. е. что мир — совокупность живых существ, а не кос­ной материи, в которую лишь кое-где вкраплена жизнь. Герак­лит Эфесский объявил основой мира вечно меняющуюся огнен­ную стихию, что напоминало откровения иранских стихий­ных материалистов.

В Иране творческая мысль обратилась к проблемам рели­гии и был провозглашен принцип двойственного, несущего в себе антагонистическое противоречие начала мира: светлый Ормузд (Ахурамазда) против темного и злого Аримана.

В Китае, раздробленном на множество отдельных княжеств, ведших друг против друга истребительные войны, появился мудрец Конфуций, моралист и писатель, неудачливый совет­ник невежественных государей. Тяжела была его жизнь, но оставленное им наследство во многом определило дальнейшее развитие китайской мысли и культуры.

Ломку привычных архаических воззрений переживала Се­верная Индия. В VI веке до н. э. была не только реформирова­на старая религия, принесенная воинственными ариями, но возникли две новые философские концепции: джайнизм — ре-лигия без бога и буддизм. И пожалуй, именно в Индии этот внезапный подъем творческой мысли был особенно мощным. В последующие столетия мировоззрение индийцев охватило не только полуостров Декан, населенный древними дравида­ми, и не только Цейлон, населенный тихими и скромными син-галами, но Индокитай, Яву, Суматру, Среднюю Азию — до степей Казахстана, и дошло до Китая и Японии.

Указанные три центра Азии были в течение нескольких тысячелетий ареалами человеческой деятельности, где осу­ществлялось быстрое и непрерывное, прогрессивное развитие. Могут возникнуть вопросы: во-первых, как и почему? Азия со временем стала отставать в развитии от Европы и, во-вторых, каким образом именно в Азии при наличии трех центров раз­вития часть народов стала кочевниками со своей особой кочев­нической культурой? Вопросы эти часто возникают в созна­нии читателей и зрителей и имеют непосредственное отноше­ние к происхождению искусства у народов Востока.

Развитие первобытного земледелия, такого, как в Египте и Междуречье, ускорило развитие этих регионов, но земледе­лие в других местах Азии быстро привело при увеличении на­селения к экологическому кризису. Низкий уровень техники при невосстановлении ресурсов, связанных с разливом рек, сделал земледелие в таких местах, как Южная Сибирь, При­черноморье и другие, непродуктивным. Дерн вокруг поселе­ний был вытоптан, деревья и кустарник пошли на топливо, пастбища вокруг колодцев вытоптаны скотом. Начался процесс выветривания легких степных почв, и появились современ­ные каменистые и песчаные пустыни, сократились площади, пригодные для земледелия и выпаса. Таким образом, условия жизни племен ухудшились, что вызвало культурный спад, а спад культуры повлек за собой культурную изоляцию отдель­ных племен, разобщенных большими пространствами вновь образованных пустынь.

Из создавшегося тяжелого положения население Евразии выходило двумя путями. В Средней Азии на реках Мургаб, Теджен, Амударья, в бассейне Тарима к востоку от Тянь-Шаня, в Минусинской котловине и в Туве, как в Египте и Месопота­мии, были созданы ирригационные системы, способствовав­шие интенсификации полевых работ. В районах же недоста­точного увлажнения степей люди стали перегонять скот со стравленных и развеянных участков на новые, с богатым тра­вяным покровом. Так родилось кочевое скотоводство. Расши­рение пастбищ, дальнейшее развитие кочевого скотоводства привело к появлению кочевых держав.

В структуре общества с господством такого способа произ­водства Маркс видел два основных полюса — систему более или менее замкнутых и разрозненных сельских общин и централизо­ванную государственную администрацию, «восточную деспотию», стоящую над этими общинами, управляющую ими и взимающую с них доход (дань, ренту-налог). Характерно, что Маркс, давший образец классового анализа, не ставил вопрос о классах восточ­ного общества, ибо считал, что частнособственнические отно­шения в этом обществе не были ведущим и структурообразую­щим элементом. Более того, Маркс писал о том, что отсутствие частной собственности на землю — ключ к восточному небу.

Возникло новое направ­ление в развитии человечества. Искусство, сложившееся у кочевников, облагородило их быт, а сюжеты и темы их искус­ства определенным образом влияли и на искусство земледель­цев, оставшихся у рек. Горизонт культуры тех и других вы­играл, поскольку сочетание различных условий всегда выиг­рышно для культуры.

Так возникли и расцвели две ветви человеческой истории — две ветви искусства, которые столько раз переплетались меж­ду собой. Уже в далекие века до новой эры бы­ли созданы прекрасные произведения архитектуры, живопи­си, декоративного искусства. Однако большинство произведе­ний искусства в наших музеях датируется гораздо более позд­ними временами — первыми веками I тысячелетия н. э. Объяс­няется это просто: этих вещей, как более близких к нам по вре­мени, больше сохранилось. Первые века новой эры оказались для многих стран лучшими страницами истории культуры. Для многих, но не для всех. Весьма обогатили мировую куль­туру страны, расположенные на территории Малой Азии, Пе­реднего Востока. Но и в других регионах люди жили и созда­вали произведения искусства.

Люди, жившие на пересечениях дорог Старого Света, в гра­ницах своих миров, различались не только по языку, на кото­ром говорили, но и обычаями, бытом, а также отношением к природе и истории, к жизни и смерти, к добру и злу. Эти люди создавали разное искусство. В одних случаях оно было похо­жим у соседних народов, мало отличалось одно от другого. В других — история, религия резко разделяли соседей в облас­ти искусства. А бывало, что один народ различиями искусства или религии был расколот на две неравные части. В разные эпохи менялись границы культурных миров, менялась, и очень сильно, природа, среди которой жил тот или иной народ. Но степняки жили только в степи и степью, и ее духом пропита­но их искусство. А жители лесов не могли воспользоваться дарами моря и гор, потому что на переработку своего отно­шения к природе они потратили бы сотни лет и десятки поко­лений. А за это время цивилизация окружающих народов, ос­тавшихся в своем ландшафте, успела бы поглотить их. Меняется все: жизнь людей, природа, которую человек при­спосабливает к себе, а она меняет его трудовые навыки. Не ме­няется лишь общая линия времени, его постоянное движение вперед: на смену одним народам древности приходили другие, некоторых из них мы и знаем-то всего по именам, оставлен­ным на летописных страницах соседних народов.

Как острова посреди обширных пространств, занятых ко­чующими племенами, возникли в долинах больших рек государства. Эти государства, были рабовладельческими деспотиями.

Разделение труда сыграло свою благотворную роль в де­ле накопления сокровищ мировой культуры. Часть людей, ос­вобожденных от изнуряющей борьбы за хлеб насущный, смогла полностью посвятить себя духовной деятельности. Рабство на первых ступенях своего развития представляет собой прог­рессивную форму разделения труда. «… Пока человеческий труд был малопроизводительный, давал ничтожный избыток над необходимыми средствами,  до тех пор рост производи­тельных сил, расширение обмена, развитие государства и права, создание искусства и науки, все это возможно при помощи усиленного разделения труда… между массой, за­нятыми простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а также искусством и наукой. Простейшей, наиболее    стихийно сложившейся формой этого разделения труда, и было, как раз рабство». «Только рабство сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью, и таким пу­тем создало условия для расцвета культуры древнего ми­ра… «.

Этот процесс накопления искусства и культуры протекал не медленно и постепенно, без перемен и перерывов в развитии. Нет, этот процесс был прерывист, динамичен. Бурные периоды рождений и возрождений сменялись периодами инерции, упад­ка или медленного совершенствования устоявшихся традиций.  Подобное характерно для культуры всех без исключения наро­дов.

Неравномерность, скачкообразность исто­рического развития и развития искусства в ту или иную эпо­ху прослеживается на больших пространствах и охватывает многие народы.

Искусство этого времени тяготело к грандиозным масштабам, к монументальным геометрическим формам. Впервые человек стал создавать «вторую природу», он возводит ир­ригационные сооружения, обрабатывает металлы, путешествует по морям, составляет карту звездного неба, закладывает основы математики и медицины.

Рабство сделало возможным грандиозное строительство, находившееся в контрасте с первобытной производственной основой. Циклопические сооружения, «гигантомания» строительства обуславливалась  стремлени­ем к материальному воплощению сверхвласти  над жизнью и смертью подданных.

Это го­сударство символизировалось обожествленной фигурой правителя, «восточного деспота», выступавшего по отношению ко всему обществу в функции «связующего единства». По отно­шению к этому правителю все остальные, от министров до кре­стьян, выступали в качестве его подданных, преданных подчи­ненных, покорных слуг, даже просто рабов. Деспот — царь или фараон- вырастал до размеров богочеловека. Эти работы: статуи, храмы, рельефы, непроизводственного характера, лишь оттеняли бедность и порабощенность, безгласие и ничтожество большинства.

Итак, по мысли Маркса, на Востоке функции владельца средств производства выполняло государство, выступавшее как в качестве суверена (т. е. олицетворявшего собой высшую власть), так и в виде верховного и единственного собственника (явление, с которым Европа не была знакома, хотя и европей­ским государствам, т. е. казне, порой принадлежало право соб­ственности на те или иные ресурсы, имущество и т. п.).. В этом смысле Маркс вслед за Гегелем употреблял понятие «поголовное рабство», имея в виду, что на Востоке (в отличие от Европы) не существо­вало частноправовых гарантий и человек никогда не восприни­мался полностью свободной и в правовом плане независимой, дееспособной личностью, гражданином. Альтернативой этому были всеобщая зависимость населения от верховного владыки и произвол причастных к власти по отношению к рядовым про­изводителям, подданным своего государя.

 

 

 

Глава 2. Материальная культура развитие техники религиозно-мифологические основы культуры.

 

В современном мире Восток играет все более заметную роль. Хотя эта роль ощущается, прежде всего, в сфере экономики (кон­троль над стратегическими ресурсами, прежде всего нефтью) и политики (усиливающееся влияние развивающихся стран, непри­соединившихся государств), современные исследователи уде­ляют много внимания изучению и внутренней структуры стран Востока, их национально-культурной традиции, специфики их со­циального развития. Внимание это тем более закономерно, что почти все страны традиционного Востока в наши дни пережива­ют мучительный процесс внутренней трансформации, связанной с неизбежной ломкой либо серьезной модификацией привычных норм и стандартов под воздействием нивелирующей их вестсрнизации. В ходе этого процесса на передний план энергично вы­двигается национально-культурная традиция, защитно-охрани­тельные функции которой опираются на религию как символ национального сопротивления. Все это связывает воедино об­щество и религию, социально-экономическое содержание серь­езных процессов внутренней трансформации стран традиционного Востока и национально-религиозную форму их. В этом смысле значимость и актуальность изучения религий и культурных тра­диций Востока вне сомнений.

В свое время, несколько столетий назад, страны Востока — в первую очередь Южного (Индия), Юго-Восточного и тем бо­лее Дальнего (Китай) — представлялись европейцам царствами сказочной роскоши, редких и ценных продуктов (например, пряно­стей), заморских диковинок. Позже, когда эти страны были от­крыты и изучены, и особенно после того, как большинство их ста­ло объектом колониальной экспансии, на передний план вышли представления об отсталости и закостенелости Востока, этого царства деспотии и тирании, базирующегося на бесправии и «по­головном рабстве».

Пытаясь объяснить это явление, понять те особенности, которые бросались в глаза, первые европейские вос­токоведы начали энергично изучать страны Востока, их историю, культуру, религию, социальный строй, политические институты, семейные связи, нравы, обычаи и т. п.

И чем дальше проникали они вглубь изучаемой страны, чем больше узнавали о ней, тем сильнее казалась им разница между культурами стран Востока и привычными нормами и принципами жизни Европы.

Уже упоминалось, что именно религия и санкционируемая традиция, во многом определяют облик той или иной цивилиза­ции. В жизни общества, в истории и культуре народа,  она играла весомую роль: и христианство, и ислам, и индо-буддизм, и конфуцианство — все эти доктрины вкупе с местными религиями типа даосизма, синтоиз­ма, джайнизма настолько четко определили лицо той или иной цивилизации, что могут считаться ее «визитной карточкой». Особенно это относится к религиям, культуре и цивилизациям Востока.

И это не только потому, что восточных религий и цивилиза­ций много, а западная лишь одна (да и та, если иметь в виду истоки христианства, уходит корнями в тот же Восток, пусть только Ближний). Не потому даже, что чаще на Восток приез­жают западные путешественники и больше Восток изучают европейские ориенталисты. Здесь существеннее другое: в современном мире, столь остро ощущающем процесс развития и стремление развивающихся стран уравняться с развитыми, страны Запада уверенно задают тон в сфере технического про­гресса. Поэтому-то вестернизация и являет собой ныне нечто универсальное, лишенное национально-культурной окраски (до­статочно напомнить, что японская современная техника — про­дукт западного капитализма, но не традиционной японской куль­туры). Понятно, что цивилизации Востока, подвергающиеся технико-культурному воздействию Запада, оказываются перед серьезной дилеммой: как лучше заимствовать чужое и в то же время сохранить свое? В этих нелегких поисках страны и наро­ды современного Востока обычно обращаются к национальной традиции и стоящей за ее спиной религии.

Цари вели постоянные войны. Известно, например, что во время похода в Нубию основателя IV ди­настии Снофру (XXVIII в. до н. э.) было уведено 7 тыс. пленных и 200 тыс. голов скота, а во время похода на ливийцев-1100 человек. В период правления IV династии Египет стал полновластным обла­дателем района медных рудников на Синайском п-ове. В Нубию сна­ряжались торговые экспедиции за строительным камнем, слоновой костью, акацией и эбеновым дере­вом (оно доставлялось в Нубию из глубинных районов Африки), за драгоценными каменьями, ладаном, шкурами пантер и экзотическими животными. Из Пунта везли благо­вонные смолы и «светлое золото». Из финикийского Библа в Египет шел строевой  лес, кедровое дерево.

Свою цивилизацию египтяне изначально считали соз­данной богами. Согласно хронологии Манефона, основанной на священных тек­стах, до земных царей Египтом правили боги, затем-полубоги. В «Мемфисском богословском трак­тате», творении жрецов Птаха, вос­ходящем к эпохе Древнего царства, сказано: «Умиротворился Птах, создав все вещи и божественные слова. Он породил богов, создал города, основал номы, поместил богов в их святилища, учредил их жертвоприношения,  основал их храмы, сотворил их тела ради уми­ротворения их сердец».

Египтяне называли изначальный порядок, правду, справедливость одним словом — Маат и изображали ее в виде прекрасной женщины с пером на голове. Задача человека состоит в том, чтобы всем сердцем своим, благородно и честно, поддерживать Маат. Это было не так просто -созданные богами правила вовсе не означали на земле вечного мира и спокойствия. Силы хаоса и мрака постоянно угрожают предначертаниям Высшего, борьба между тьмой и светом не прекращается никогда

Существование государства не мыслилось египтянами без божественного Порядка и Истины (Маат). Боги — творцы уничтожают изначальный хаос, и в созданном ими челове­ческом обществе выступают в роли восстановителей всеоб­щей гармонии. Подобно богам, царь тоже должен стремить­ся «утвердить Маат на месте беспорядка».

Порядок часто понимался как правопорядок, справедли­вость: боги и цари — как владыки, учредители законов.  Понятие «Маат» становилось центральным в египетской этике. Одно из древнейших известных нам поучений — «Премудрость Птаххотепа» провозглашает Маат принципом, на котором строятся   правильные человеческие взаимоотношения: «Ве­лика справедливость, и превосходство ее непоколебимо. Не­изменная со времен Осириса, и карают преступающего зако­ны».

Царь Ашока в буддизме взял главное понятие «Дхармы» — закона, жизненного дома. Ашока с большим уважением относился к закону. Еще во времена его деда Чандрагупты I, брахман и советник царя Каутилья составил свод  правил «Артхашастра», адресованный царям и правителям, которым они должны руководствоваться в своей государственной деятель­ности. «Соблюдение каждым своего закона ведет на небо и к вечности. При его нарушении мир погибает… Поэтому пусть царь не допускает нарушение своего закона…, ибо соблюда­ющий закон радуется и постте смерти”.

 

ГЛАВА 3. Литература и искусство

 

Сопоставляя периоды расцвета и упадка культуры с факта­ми истории Востока, можно заметить их прямую связь. Каж­дый народ оригинален и неповторим, значит, и создаваемое им искусство несет черты самобытности. Иными словами, искус­ство обязательно входит в сферу деятельности любого народа и тем самым характеризует его наклонности, возможности, духов­ные горизонты и историческую стадию его развития.

Много и справедливо говорится о социальном базисе культуры. Но наряду с ним существует и этническая обусловлен­ность культуры, которая со все большим интересом изучается в последние два десятилетия на примере народов Востока. Ки­тайские пагоды не всегда похожи на индийские храмы, хотя в основе своей они имеют много общего. Персидские миниатюры быка и изображения грозного тибетского «хранителя закона» — быкоголового, многорукого, попирающего нагие тела врагов хоть и различны в манере исполнения, но имеют единые мифологические корни.

Что создает такие сходства и различия? Пространство и время, т. е. ландшафт и эпоха, — именно эти две составляющие опреде­ляют направление развития народа, вплетающего свою нацио­нальную историю в поток мировой культуры. И дело не в том, что в произведениях искусства того или иного народа вопло­щаются документально точно пейзажи его страны, или антропо­логически верно портреты людей. Искусству, а особенно искус­ству народов Востока, удалось запечатлеть Время и передать его дух. Существует одна главная особенность культуры всех народов Востока — то, что называют философичностью и что делает её таинственной, «закрытой» и в общем непонятной без предварительной подготовки. Действительно, в культуре Востока были выработаны особые мифологические, религиоз­ные, философские системы взглядов, которые и отражены в разных жанрах искусства.

Например, изображая на шелку отшельника, древнекитай­ский художник стремился показать не больного, полуголод­ного старичка в его, так сказать, натуральной ипостаси, а «про­светление» и успокоение, обретенное в бесстрастии, как того требовал канон Времени. Оскаленная пасть темно-синей злой дакини в пантеоне буддийского искусства — женщины-вампи­ра, наступившей безобразной (на наш вкус) пятой на грудь кра­савицы — это осуждение плотского греха, выражение идеи по­смертного воздаяния. Китайские драконы и фениксы, скифские химеры, пожирающие оленей, иранские грифоны — птице-львы, тибетские обезьяны, играющие на лютне или ездящие на верблюдах, — это полузабытые тотемы, знаки древних племен, некогда представлявшиеся людям их предками, охранителями.

Например, изображая на шелку отшельника, древнекитай­ский художник стремился показать не больного, полуголод­ного старичка в его, так сказать, натуральной ипостаси, а «про­светление» и успокоение, обретенное в бесстрастии, как того требовал канон Времени. Оскаленная пасть темно-синей злой дакини в пантеоне буддийского искусства — женщины-вампи­ра, наступившей безобразной (на наш вкус) пятой на грудь кра­савицы — это осуждение плотского греха, выражение идеи по­смертного воздаяния. Китайские драконы и фениксы, скифские химеры, пожирающие оленей, иранские грифоны — птице-львы, тибетские обезьяны, играющие на лютне или ездящие на верблюдах, — это полузабытые тотемы, знаки древних племен, некогда представлявшиеся людям их предками, охранителями.

Эти древние образы и сегодня живут в искусстве, в орна­ментах, часто стилизованные до неузнаваемости, но отражаю­щие действительность — не природы, а сознание природы, не­когда единственной философии, доступной предкам азиатских народов. И потому искусство народов Востока совершало чуде­са преображения действительности.

Но все подвиги, все успехи в борьбе с природой припи­сывались царям, фараонам, титанам. И это была ис­торически неизбежная форма отражения общечеловеческого, в то время единственно возможная.

Любая традиция культуры — это не застывший факт, а развивающийся процесс. Известно, что любой процесс прохо­дит инкубационную фазу, когда он для наблюдателя невидим и неощутим. Затем накопленные возможности переходят в энергию развития, этот момент фиксируется, но, как правило, некоторое время спустя, однако он часто описывается и дати­руется с достаточной степенью точности. И главное надо пом­нить, что процесс развития жизни народа, его культуры нель­зя связывать с деятельностью только одного человека, как бы талантлив он не был.

Произведения искусства — кристаллы, остывающие после их взрывного возникновения в определенной этнической сре­де, после всех перемен и злоключений судьбы. По этим крис­таллам — произведениям искусства легко судить об эпохе, их создавшей. Своей красотой они способны загипнотизировать зрителя и сообщить ему о том, что некогда это все было живое.

Такие периоды расцвета творческой мысли, расцвета куль­туры, искусства тянутся иногда двести, иногда триста лет, боль­ше — редкость, исключения. Фазы цветения — это в общем фазы растрачивания накопленных народом умений, сил на со­здание неповторимых традиций, в русле которых затем этот народ продолжает свое дальнейшее развитие. Забвение одних видов искусства и проявление способ­ности воспринимать новые, открытие новых видов, осваивание новых технических приемов, подобно тому как «на наших гла­зах», на памяти людей старшего поколения, родилось искус­ство кино, а на памяти более молодых — телевидение.

Древнее искусство народов Востока, дожившее до нашего времени в народном творчестве, было условным и вместе с тем идеальным и через эту условность — правдивым. Но мы ведь должны знать историю, чтобы понимать смысл произведений искус­ства. Но чтобы на­учиться понимать его правильно, надо изучать эпохи и исто­рию народов, как изучают языки, дабы читать написанное на них.

Хронос, неумолимый бог времени греческой мифологии, пожирает все материальное. Истлевают полотна и пергаменты, ветшают здания, крошится камень, гниет дерево, в декора­тивных произведениях окисляются металлы. Но формы, вос­производимые из поколения в поколение, при наличии живой традиции противостоят Времени, Хроносу, и заполняют Про­странство. В этом — победа Искусства над Временем.

Проявления искусства на территории Старого Света были постоянными. Но многое скрыто от нас, скрыто, быть может, навсегда. Так, совсем мало предметов искусства самых древних времен, VI-III тысячелетий до н. э. Однако давайте совершим воображаемое путешествие в прошлое на фантастической ма­шине времени. Конец IV-II тысячелетия до н. э. Мы видим сельские поселения и города с множеством жителей, с храма­ми, с дорогами, по которым передвигаются воины и купцы, воз­деланные поля, пастбища с тучными стадами. По-видимому, в эти времена разошлись дороги истории оседлых земледельцев и скотоводов-кочевников.

 

 

 

 

Заключение

 

Выдающийся английский археолог XX века Гордон Чайлд написал в одной из своих книг: «Полтора века тому назад исто­рия человечества, если не считать ее мифологического вступле­ния, охватывала приблизительно 3000 лет. И по отношению, по меньшей мере к половине этого промежутка времени, ее круго­зор был строго ограничен Альпами, горами Иудеи и Сахарой. Она опиралась исключительно на письменные тексты и для большинства людей представляла собой перечни королей и сра­жений, политических переворотов и богословских споров».

То, что изучено археологами о древних восточных государствах, относится к IV тысячелетию до н. э. Но откуда они возникли, и где та прoтоцивилизация, с которой все началось?

Ныне мы распо­лагаем несравненно большей и гораздо более детализованной и документированной суммой сведений о Востоке по сравнению с тем, на что могли опираться мыслители прошлого века. Однако (и это важно подчеркнуть) их анализ не устарел. Новые данные заставляют внести в него некоторые частные изменения, но они лишь усиливают и подчеркивают основную идею о коренном принципиальном несходстве между антично-капиталистической Европой и всем неевропейским миром, прежде всего классиче­ским Востоком

В чем суть общих закономерностей развития на Востоке? Почему здесь, где возникли древнейшие очаги мировой цивили­зации, так и не удалось самостоятельно, без активного вмеша­тельства европейцев, взломать рамки докапиталистической со­циально-экономической структуры? Все эти вопросы интересовали науку уже давно. Серьезное внимание уделяли им, в частности, Гегель и Маркс. Анализируя структуру обществ Востока, Ге­гель в рамках своей философско — исторической системы обратил внимание на отсутствие там признаков, характерных для антич­ных Греции и Рима и средневековой Западной Европы. Противо­поставив динамичность Европы статичности и консервативной стабильности, столь характерным для всего неевропейского мира, он пришел к выводу о неисторичности Востока. Неисторичность эта сводилась в общем и целом к тому, что Восток не менялся или же изменялся крайне замедленными темпами, предпочитая путь к обновлению движению по циклическому кругу. Следуя в основном этой гегелевской идее, Маркс, коснувшись восточной общины и «азиатской» формы собственности, вычленил, опери­руя выработанными им терминами и понятиями, основные осо­бенности восточного способа производства, который он назвал «азиатским».

Изучая историю восточных народов, можно уже с глубокой древности установить «общее соотношение между оседлой частью их и продолжающимся кочевничеством другой части.

На всей этой территории наблюдалось непрерывное движение народов, постоянные перемены, быстрое возникновение государств, охва­тывающих сразу «полмира», где «накапливалось» и мгновенно «тратилось» искусство, после чего ненадолго устанавливался перерыв в развитии традиций. Но у народов шел беспрерывный процесс накопления энергии, которая затем выдвигала резко вперед, какой-либо из дотоле безвестных и бросала в огонь пе­реплава достижения прежних культур, превращая их в нечто совершенно новое, неповторимое. А на смену приходила энер­гия новых народов, аккумулировавшая прошлые достижения. В Азии этот процесс перемен был, может быть, более заметен, чем в Западной Европе. И это, вероятно, одна из причин, почему Азию всегда называли загадочной.

В истории, в истории культуры в прошлом веке принято было считать, что Запад — это всегда носитель прогресса, а Восток — застойный и медлительный, полный затаенного ко­варства и зависти к машинной цивилизации XIX века. При­нято было разделять «лес» и «степь» или «оазис», орошаемый искусственными сооружениями,  делить мир на доб­рых земледельцев и злых кочевников.

Действительно, такого рода деление всегда упрощает зада­чу. Но далеко не всегда ведет к правильному решению. По су­ти дела, это было неосознанное применение первобытного эт­нического принципа «мы» и «они». Однако такое деление, хо­рошее в древнее время племенных объединений, совершенно не устраивает современную науку.

Сегодня мы знаем о разновременном существовании не Вос­тока вообще, а многих «востоков» — нескольких волнующих своей непохожестью, своей даже определенной законченностью и закрытостью миров. И только в этом — не унифицирующем, а, наоборот, широком смысле мы воспринимаем понятие «Вос­ток» — Восток древности и нового времени.